YURISTAT: ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ МНЕНИЯ
|
Мы часто слышим – «сколько
юристов, столько и мнений». Как это ни парадоксально, но, некоторые
юристы считают, что в этой поговорке содержится больше вреда, чем пользы. Нас
спросят - как это может быть? Всё
просто. Если рассуждать здраво, то, мнение юриста основано на законе и его
применении в конкретной жизненной ситуации, к вполне конкретным фактическим
обстоятельствам, являющимся для юристов юридическими фактами, которыми они
руководствуются, выбирая и применяя тот или иной закон. А закон должен быть
един для всех. Закон должен применяться понятно и объяснимо. Самое главное,
действие закона должно быть единообразным к схожим правовым аспектам. Это незыблемые
каноны, основы идеологии и теории права. Но, тогда, и мнение относительно
одного и того же при схожих реалиях должно быть одним и тем же. Это
провозглашал ещё Аристотель, когда формулировал постулаты классической
Логики…
В этой связи мы решили выяснить, какого мнения придерживаются наши
коллеги, тесно связанные с практической юриспруденцией.
При этом, наши читатели могут высказывать иные взгляды, даже в корне
противоположные представленным в наших интернет-колонках.
Для этого и существует свобода дискуссии, свобода выражения своего
мнения. И пусть эти разные мнения оценивают наши читатели.
Сегодня мы публикуем авторитетное мнение нашего ведущего эксперта,
методиста по уголовным делам Московской коллегии адвокатов «Александр
Добровинский и партнёры» -
Александра Михайловича Козлова,
согласившегося откровенно ответить на наши непростые и даже, как мы
иногда говорим, «каверзные вопросы».
Итак, -
ВОПРОС:
Александр Михайлович, каково Ваше личное мнение о допустимости
поговорки – «сколько юристов, столько и мнений»? Действительно ли в этом
высказывании больше вреда, чем пользы?
ОТВЕТ:
Возможно, я Вас
удивлю, если скажу, что даже общеизвестные и на первый взгляд очевидные
поговорки, далеко не всегда применимы для юридических обоснований. Более того,
они могут привести к ошибкам.
Особенно, если речь
идёт о правовом обосновании, то есть, о ссылках на нормативное регулирование,
о котором чаще всего спорят юристы.
Чтобы было понятно, ссылка на поговорки – это даже хуже, чем применение
аналогии. А каждый юрист знает, что рассуждение по аналогии не является
доказательственным рассуждением именно по причине ошибочности при переходе на
причинные связи и условия применения закона к «схожим» фактическим
обстоятельствам. Можно эту мысль выразить и по-другому. Аналогия говорит о
схожести, а не о доказанности. Если два человека похожи, то, это вовсе не
означает, что они оба являются одним человеком. В практической юриспруденции
известен эффект «алиби». Вроде, доказано, что данное лицо совершило
преступление. Его видели в момент совершения преступления и его опознали. Но,
он предоставляет подтверждение своего алиби и тогда дальнейшее его уголовное
преследование будет незаконным.
ВОПРОС:
А как быть с поговоркой – «сколько юристов, столько и мнений»?
ОТВЕТ:
Думаю, я не сильно
ошибусь, если позволю себе обобщить подходы наших юристов к самооценке
собственного мнения в его сравнении и сопоставлении с чужими мнениями, с
мнениями других юристов.
Вряд ли найдётся
много юристов, не уважающих собственное мнение. Безусловно, можно понимать,
что прав оппонент, но, не признавать этого, даже при очевидной ошибочности
своего мнения, подвергая, тем самым, себя опасности стать посмешищем. Можно
подвергнуть самого себя осторожной критике, объясняя свои действия интересами
клиента.
Бывает, что юрист
пересматривает своё собственное мнение, ранее выказанное, и приходит к иным,
даже противоположным выводам. Но, всё это несколько иное. Пересмотр своей
правовой позиции допустим, и он не редкость на практике. Бывает, что такой
пересмотр необходим для исправления ошибки, возникшей из-за недостаточной или
даже недостоверности первичной информированности юриста. Он мог проявить
излишнюю доверчивость к словам своего клиента, который мог ошибаться или
целенаправленно лгать своему юристу, полагая, что таким способом сможет
«использовать» юриста в своих неблаговидных целях. С такими ситуациями мы
постоянно сталкиваемся на практике и, зачастую, очень сложно убедить клиента,
чтобы он не обманывал своего юриста. Иначе, последствия могут быть непредсказуемыми.
И, даже, фатальными, особенно, по уголовным делам.
В отличие от обмана,
ошибки — это нормально, если совершённые ошибки не повторять. Опыт юриста –
путь ошибок. Повторная ошибка требует более внимательного осмысления причин
её возникновения.
Поэтому, большинству
из наших коллег, в том числе, и мне, хотелось бы, чтобы собственное мнение
было самым правильным, самым объективным, самым обдуманным и самым
необходимым для всех тех, кого заинтересовало моё мнение или понадобились мои
рекомендации и совету по правовым вопросам. Хотелось бы, чтобы так было
всегда.
Но, к сожалению, это
невозможно. И причина вовсе не в том, что юридическая профессия не может быть
бесспорной и безошибочной.
Мы говорим о мнении
юриста, как текущем анализе юридической ситуации. Это правовая оценка в
данный момент той имеющейся информации, которая доступна нам сейчас. Мы не
можем сравнивать мнения двух юристов, осведомлённость которых различна.
Например, следователь и адвокат защитник. До того момента, как сторона защиты
получит доступ ко всем материалам уголовного дела, вряд ли будет корректным
сопоставлять мнения следователя и адвоката защитника. Хотя, иногда это
приходится делать. Например, при предъявлении обвинения и допросе
обвиняемого, при производстве очной ставки и так далее. Здесь от умения
адвоката ориентироваться в обстановке неполноты информации дорогого стоит.
Но, это отдельная тема для обсуждения.
Для юриста мнение —
это правовая оценка юридического спора, конфликта, разногласий. Чаще всего,
необходимость получения мнения юриста, взять, хотя бы, консультацию,
возникает в юридических делах, разрешаемых в тех или иных процессуальных
формах, присущих тому или иному судопроизводству, как процессуальной
процедуре.
Заметим, что мы не
рассматриваем обычную бытовую сферу жизни юриста, как человека, вне его
профессиональной деятельности. Это другой аспект. Не связанный с
профессиональной сферой правовой коммуникации, регулируемой нормативно. Даже
хороший семьянин может быть посредственным юристом. И, наоборот. Великолепный
судебный оратор может оказаться бессильным в споре с супругой, где не
действуют логические и юридические правила судебного спора.
И ещё. Мы говорим о профессиональном мнении, высказанном юристом по
поводу правоотношений, участниками которых являются другие лица, а не сам
юрист. Никто не может быть «юристом» в своём собственном деле. Обычно,
говорят «судья», а не «юрист». Но, суть от этого не меняется. Процедура
отвода основана на этой аксиоме.
Сейчас мы затрагиваем
и обсуждаем другую сферу коммуникации – профессиональную. Предметом и
содержанием которой являются вопросы правового характера, к разрешению
которых привлекается данный юрист в том или ином процессуальном качестве.
Далее мы будем делать акцент на юристов, имеющих статус адвоката.
Если юрист выскажет
своё мнение по предмету иной отрасли знаний, то, это мнение вполне может
оказаться неквалифицированным и это тоже понятно. Но, в юридической сфере
юрист не может допустить того, что его мнение окажется некомпетентным. Тогда
лучше промолчать.
И юрист обязан
промолчать, чтобы не поспешить и не допустить оплошность, чреватую
ошибочностью комментирования неизвестной правовой действительности. Особенно,
если данный юрист не имеет отношения к комментируемым событиям. Иначе юрист
дискредитирует не только себя и свою собственную принадлежность к
юридическому сообществу, но, тем самым, умаляет престиж своего юридического
сообщества, члены которого не могут допускать действий, порицаемых нормами,
принятыми данным сообществом.
Здесь мы уже касаемся вопросов юридической этики, вопросов
нравственного воспитания юриста, вопросов этикета, если хотите. Ведь каждый
юрист – это частица юридического сообщества, для которого разработаны
международные правила поведения юриста.
И ещё. Когда мнение высказывает известный юрист, к его мнению
прислушиваются. Его мнением могут воспользоваться. А если оно будет
ошибочным? И если повлекло трагические последствия для тех, кто, не подумав,
воспользовался этим ошибочным мнением и совершил непоправимую ошибку…
ВОПРОС:
Александр Михайлович, чтобы не возвращаться к этому вопросу, а Вы
можете привести пример такой ошибки?
ОТВЕТ:
По поводу дней вчерашних воздержусь, хотя, примеров предостаточно и,
наверняка, Вы тоже сможете такие примеры озвучить. А вот далекие годы можно
вспомнить. Так, в 2002-04 годах, когда в России возник лавинообразный спрос
на обращения с Жалобами в Европейский Суд по правам человека, в известном
Журнале «Российская Юстиция» напечатали мнение секретаря Пленума Верховного
Суда РФ Демидова о том, что обратиться в ЕСПЧ можно только после получения
ответа Председателя Верховного Суда РФ на надзорную жалобу (имелось в виду уголовное дело, по которому обжалуется обвинительный
приговор и тогда можно было дойти до Верховного Суда РФ по любому уголовному
делу).
Я лично направил в
редакцию журнала письмо, в котором высказал предостережение о последствиях
публикации подобной информации, которая может ввести в заблуждение граждан, и
они пропустят 6 (шести) месячный срок на обращение в Европейский Суд, исчисляемый
от даты вступления приговора в законную силу. Сейчас это апелляция, а тогда
была кассация. Шестимесячный срок являлся пресекательным, и если Жалоба будет
подана в ЕСПЧ после истечения 6 месяцев после того, как приговор вступил в
законную силу, то, возможность обращения в ЕСПЧ будет утрачена. Восстановить
этот срок можно лишь в исключительных случаях. Мне лично, такие решения ЕСПЧ
неизвестны.
И тогда, граждане,
воспользовавшиеся публикацией в авторитетном журнале, как рекомендацией, и
утратившие право подачи Жалобы в ЕСПЧ, вправе предъявить иски к журналу, в
котором было опубликовано неправильное мнение относительно сроков подачи
Жалобы граждан в Европейский Суд. Сейчас мы знаем, что все жалобы, а таких
очень много, поданные в ЕСПЧ с пропуском 6 (шести) месячного срока от даты
кассации (с 2013 года это апелляция), были признаны неприемлемыми к
дальнейшему рассмотрению. И Заявители лишились возможности обращения в ЕСПЧ.
В редакции журнала согласились с моими предостережениями и напечатали
извинения за допущенную публикацию неправильного мнения авторитетного юриста,
которое читатели журнала могли принять за официальное мнение высшей судебной
инстанции.
Если брать недавнее время, то, мне пришлось давать разъяснения по
вопросам неправильного истолкования положений ч.6, ст.162 УПК РФ судьёй Московского областного
суда и, возможно, в начале следующего 2018 года мы будем готовить жалобу в
Конституционный Суд РФ по схожей ситуации, повторившейся в другом уголовном
деле о ДТП, расследуемом в Псковской области.
Ещё одна нестандартная ситуация возникла по уголовному делу о налоговом
преступлении. Мы готовили консультативное заключение, в котором высказали
мнение о искажении налоговыми органами норм Налогового кодекса РФ. Сейчас
ведётся обсуждение наших доводов и моей рекомендации о направлении жалобы в
Конституционный Суд РФ на неконституционность правоприменительной практики,
сложившейся в последнее время у налоговых органов и арбитражных судов. И,
если позиция по нашей жалобе в Конституционном Суде будет не в нашу пользу,
то, мы обратимся в Европейский Суд по правам человека.
Так что, ошибок со стороны должностных лиц правоприменительных органов
предостаточно, чтобы актуализировать их, как системную ошибку в деятельности
государственных органов. Справедливости ради, соглашусь с мнением, что и наши
коллеги адвокаты ошибаются не реже, чем наши оппоненты – следователи,
прокуроры, судьи.
Возвращаясь к нашему
первому вопросу, объясню, что мы не просто так затронули юридическую этику.
Например, адвокат может быть привлечён к дисциплинарной ответственности, если
им будут нарушены правила и нормы поведения адвоката, регулируемые кодексом
профессиональной этики адвоката. Если адвокат допустил критику в адрес
другого адвоката, то, подобное мнение и эти высказывания могут привести к
дисциплинарному производству в отношении адвоката.
Значит, для мнения адвоката существуют рамки. Они более жёсткие, чем
для обычного юриста. Клиент может назвать своего адвоката глупым и даже,
дураком. Но, адвокат не может ответить, что глупым, а, тем более, дураком,
является сам клиент, а не адвокат. Такие же этические нормы поведения
предусмотрены для судей, прокуроров, следователей, сотрудников полиции и т.д.
Теперь, после столь пространного отступления, вернёмся к вопросу
допустимости разных «юридических» мнений и чего в них больше, - пользы или
вреда?
Мы специально акцентировали внимание на «юридическом» мнении, то есть,
таком, где юрист высказывается не как простой обыватель, а именно, как
профессионал по вопросам знания и понимания законов.
Кстати, больше всего ошибок кроется в том, что юрист вроде знает текст
закона, но, неправильно его понимает или толкует для данной ситуации.
Какие вопросы
задают юристу?
Сможем ли мы выиграть
этот иск? Можно ли избежать реального срока лишения свободы по такому
обвинению? Какого адвоката нам лучше пригласить? Как обжаловать действия
адвоката, с которым пришлось расторгнуть соглашение на защиту в уголовном
деле?
Всё это вопросы,
требующие специальных юридических познаний.
При этом, последний вопрос, если он задан адвокату, опять-таки,
содержит опасность нарушения норм Кодекса профессиональной этики адвоката
или, говоря простым языком, адвокатской этики. Не каждый адвокат возьмётся за
написание жалобы на другого адвоката, но, с возникновением адвокатской
монополии, думаю, таких жалоб будет во много раз больше, чем сейчас. И
конфликтов между адвокатами будет во много раз больше. Вспомните о моих
словах через 3-5 лет.
Теперь понятно, что
поговорку «сколько юристов, столько и мнений» - можно оценить с нескольких
сторон. Рассмотрим две из них.
Предположим, мнение прокурора государственного обвинителя полностью
расходится с мнением адвоката защитника. Что это? Разные мнения? Это так. И,
одновременно, это не так. Почему?
Всё зависит от того, по каким критериям мы будем оценивать два
противоположных мнения процессуальных оппонентов.
Подумайте, что было
бы, если тот же адвокат представлял интересы не обвиняемого, а потерпевшего?
Переместившись со стороны защиты на сторону обвинения.
Вряд ли для нас будет
удивительным то, что тогда тот же адвокат, зная те же материалы уголовного
делу, будет выражать совершенно иное, противоположное мнение, схожее с
мнением прокурора обвинителя.
Потому что в этом
случае, адвокат потерпевшего становится таким же обвинителем, как и прокурор.
Что соответствует функциям сторон, в соответствии с уголовно-процессуальным
законом.
Этим примером мы
продемонстрировали связь мнения юриста с его принадлежностью к процессуальной
стороне обвинения или защиты.
Соответственно,
противоположность мнений прокурора обвинителя и адвоката защитника
объясняется их процессуальным статусом стороны обвинения и стороны защиты.
Неужели, адвокату защитнику или его оппонентам можно лукавить и говорить не
то, что они думают на самом деле? Здесь есть определённая тонкость. Прокурору
нельзя обвинять, если он понимает, что обвинение не доказано. А адвокату
защитнику можно утверждать о невиновности своего подзащитного, даже если сам
адвокат в этом сомневается. Адвокату защитнику нельзя обвинять своего подзащитного
ни при каких обстоятельствах. Он обязан только защищать в силу принадлежности
к адвокатуре.
Что же касается прокурора, то, он руководствуется законом, а не своим
процессуальным статусом обвинителя. Говоря от имени закона, прокурор обязан
быть объективным и справедливым. Поэтому, он от имени государства обязан
отказаться от обвинения, если поймёт, что сомнения в обоснованности обвинения
не удалось устранить.
Мы пока не будем
обсуждать ситуации, когда прокурор действует с точностью до наоборот и настаивает
на обвинении даже тогда, когда следственные органы не предоставили ему
достаточных доказательств для признания обвинения законным и обоснованным.
Возникает тот самый пресловутый эффект обвинительного уклона. Которым
«грешат» также и судьи. Особенно, если они бывшие прокуроры и следователи,
так и не избавившиеся от профессионального предубеждения.
Обвинительный уклон содержит в себе ошибочное мнение, что не только
недопустимо, но, наносит колоссальный вред понятию доступа к правосудию и
престижу судебных органов и судебной власти в целом.
Схожую картину мы
наблюдаем в судах по гражданским делам. Два юриста, представляющих стороны
истца и ответчика, высказывают суду полярные мнения в отношении одних и тех
же фактов. Но, внимание!
В этом подвох. Юристы
оценивают не те же самые факты, а те их интерпретации, которые можно
использовать в своих интересах!
Без этих, как мы
понимаем, манипуляций, которые могут быть и правомерными, а могут содержать в
себе явное правонарушение, зачастую невозможно оспорить мнение другой
стороны. Особенно, если оно не учитывает другие факты, «неудобные» для
выражаемого мнения. Тогда, мы говорим об односторонности в оценке
обстоятельств юридического спора и на этом строим опровержение.
Конечно, бывают случаи, когда манипулирует только одна сторона. А
другая изобличает первую в этих манипуляциях. Но, по известным нам делам, в
большинстве случаев, к уловкам прибегали обе стороны. Кто-то, чуть больше.
Кто-то, чуть меньше. Достаточно о чём-то умолчать – это уловка. А когда мы
рекомендуем клиенту «приукрасить факты» — это тоже уловка. Но, когда
предлагается дать показания о том, чего в действительности не было, это уже
за гранью дозволенного. Ведь ложные показания – это преступление, если
ложность заведомая. И надо отдавать себе отчёт, что ложное мнение может
принести большие проблемы для инициатора создания заведомо ложных
доказательств, на основе которых было выдвинуто это ложное мнение.
Поэтому, наличие разных мнений – это повод насторожиться…
ВОПРОС:
Александр Михайлович, мы знаем, что Вы занимаетесь подготовкой
консультативных заключений по уголовным делам, где высказываете своё личное
мнение относительно обстоятельств уголовного дела. Как Вы оцениваете
собственные правовые оценки юридически значимых факторов, не имея полной информации
о их совокупности?
ОТВЕТ:
В том то и дело, что
мы не оцениваем то, по поводу чего имеется информационная неопределённость.
Надо уметь давать юридические оценки тому, что доступно для такой оценки.
Например, заключение о достаточности действий адвоката защитника при
осуществлении им защиты в следственном действии может быть основано на
протоколе этого следственного действия. Если в протоколе имеется только
подпись адвоката защитника, то, это признак некачественной защиты. Каждый
протокол следственного действия должен использоваться в будущем, как
доказательство защиты. Это не всегда достижимо. Мы это увидим. И тогда мы
обязательно укажем в заключении, что для других выводов недостаточно
предоставленных материалов. Мы проанализируем этот протокол по нашим
критериям, разработанным у нас в Методическом центре по тематике Спецкурса
подготовки защитников по уголовным делам. При этом, у нашего клиента имеется
возможность убедиться в профессиональных аспектах нашего консультативного
заключения.
Более того, помнится, к нам пришёл клиент вместе со своим новым
адвокатом, который сам не хотел давать оценку действиям своего коллеги,
предыдущего защитника, от которого отказались, и попросил нас это сделать в
форме письменного консультативного заключения.
Раз уж мы затронули
эту сторону моей личной профессиональной деятельности, то, я абсолютно
терпимо отношусь к критике в свой адрес и с удовольствием участвую в
обсуждении спорных мнений, если такое обсуждение конструктивно. Бывало, я
корректировал своё отношение к определённым фактам. Ведь моё мнение и мои
оценки – это лишь мои субъективные восприятия тех обстоятельств, по которым
мне передана информация. Или, если мне приходилось принимать участие в том
или ином качестве в каком-то уголовном деле. Высказываться в отношении
уголовных дел, по которым я не владею фактическим материалом (а правовые аспекты не позволяют высказывать бесспорные суждения, тем
более, что подобная информация, тиражируемая в СМИ может оказаться в корне
неправильной), вряд ли корректно
для юриста. Что же касается экстраполирования частных суждений на весь
уголовный процесс, то, это, по меньшей мере, будет неразумным с моей стороны.
Даже по уголовным делам, по которым мы готовили консультативные заключения, в
большинстве случаев я не являлся их непосредственным участником. Обычно,
ограничиваясь консультированием и подготовкой процессуальных документов, я не
выходил за рамки узких вопросов.
Только по некоторым уголовным делам я соглашался вступить в них для
того, чтобы не утратить навыки и связь с практикой защиты или представления
интересов потерпевшего. В последние два года мы провели несколько
методических занятий в реальных следственных и судебных действиях. Это
уникальный материал, которого, возможно, не имеется у других юристов. А наши
наработки на основе этого материала ещё более уникальны. Их ценность в том,
что они прошли апробацию на практике. Доступ посторонних к этим наработкам у
нас закрыт.
Плох тот юрист, кто руководствуется теоретическими познаниями, не
проработанными и не проверенными на практике. Равно плох и тот, кто зациклен
лишь на собственных действиях и ограничен ими, считая свои собственные
действия и мнения самыми правильными и бесспорными.
Для любого практикующего юриста будет ошибкой распространение своего
частного опыта по нескольким конкретным делам на другие уголовные дела и
других практикующих юристов, даже не изучив их практики и не обсудив с ними
их действия. Когда мы апробировали нашу новую услугу – рецензирование
процессуальных документов по уголовным делам, включая ходатайства и жалобы
адвокатов, то, нам не встречалось ни одного ходатайства или жалобы, в которых
не было бы упущений. Были и весьма серьёзные дефекты, за которыми стояли
печальные судьбы их подзащитных.
Насколько объективны мои мнения и оценки – пусть решают Ваши читатели и
мои коллеги, с которыми приходилось сотрудничать. В любом случае, сегодня я
намного осторожнее в оценках, чем 10-15 лет назад.
Поэтому, могу добавить, что молчаливое мнение, зачастую, намного
правильнее, чем высказанное поспешно.
ВОПРОС:
Александр Михайлович, что Вы можете сказать о качественном состоянии
нашего российского уголовного процесса? Это ведь зависит от отдельных юристов
и их мнений?
ОТВЕТ:
Ответ на этот вопрос тоже будет лишь моим личным мнением. При этом, я
осведомлён о том, что наше отечественное уголовное судопроизводство критикуют
со всех сторон.
Что касается полярности высказываний о качественном состоянии нашего
уголовного процесса, то, это вполне закономерно. Даже по гражданским делам
проигравшая сторона во всём винит судью, а их счастливые оппоненты довольны и
судебным процессом, и судьёй.
По уголовным делам чаще возникают ожесточённые противостояния
государства в лице должностных лиц различных правоохранительных органов и
судов, с гражданами, в отношении которых осуществляются мероприятия
уголовного преследования. Последнее, мягко говоря, не может не вызвать
определённого беспокойства и дискомфорта у тех, кем заинтересовались наши
правоохранительные органы.
В центре юридического конфликта, порождаемого применением уголовного
законодательства, находятся также и потерпевшие со своими интересами, не
всегда совпадающими с интересами государства или интересами лиц, в отношении
которых осуществляется уголовное преследование, а также иных лиц, помимо их
воли вовлечённых в производство по уголовному делу. От правовой позиции
потерпевшего зависит прекращение уголовного преследования ввиду примирения с
потерпевшим и принятие других решений. Поэтому, бывает, что уголовный процесс
завершается мирно. Но, эти случаи не охватывают даже трети уголовных дел, и
не снижают остроты напряжённости по большинству уголовных дел, по которым
всегда присутствуют недовольные. Среди этих недовольных встречаются весьма
активные критики нашего российского уголовного и уголовно-процессуального
законодательства и, особенно, подвержены такой критике правоприменительные
аспекты в деятельности следственных органов и судебных инстанций. Насколько
эта критика справедлива – трудно сказать без ознакомления с содержанием
каждого конкретного уголовного дела.
Могу сказать лишь то, что даже по тем уголовным делам, по которым мне
приходилось принимать непосредственное участие, я не всегда был согласен с
мнением наших клиентов. Более того, доводилось оказывать им юридическую
помощь даже тогда, когда я не разделял их правовую позицию. Были случаи,
когда приходилось отказываться от оказания помощи, если ознакомление с
интересами клиента и его доводами вступало в явное противоречие с моими
личными воззрениями на функцию права.
В 2009-12 гг. в нашем Консультативно-методическом центре мы проводили
исследования по этим вопросам и пришли к выводу, что заявления о массовых
фальсификациях уголовных дел преувеличены и не выходят за рамки единичных
случаев. При этом, мы не проводили разграничения между преднамеренными
фальсификациями и просто процедурными (процессуальными) ошибками, от которых
никто не застрахован, в том числе, следователи и судьи.
Исходя из полученных нами данных, мы пришли к выводу (который считаем близким к реальному состоянию нашей уголовной юстиции),
что фальсификации уголовных дел в отношении абсолютно невиновных
граждан не просто единичные случаи, а, скорее, исключительные в общей
статистике. Поэтому, не следует спешить с выводами, особенно, ориентируясь на
публикации в СМИ.
Конечно, недоработки, перегибы и, тем более, злоупотребления при
производстве по уголовным делам недопустимы. Но, первые пока ещё не могут
быть исключены. В том числе, по причине профессиональных ошибок и до сих пор
процветающего стремления улучшить показатели раскрываемости преступлений (у нас до сих пор существует «палочный» план раскрываемости, за невыполнение которого могут
наказать даже строже, чем за привлечение к уголовной ответственности лиц,
виновность которых не удалось доказать). Что же
касается злоупотреблений, то, я лично сторонник жестких мер, включающих
отстранение от должностей непосредственных руководителей всех тех
следователей, которые допустили злоупотребления (про судей разговор особый). Но, здесь
тоже недопустимы перегибы в поиске виноватых по факту, без выяснения
виновности в содеянном. Объективное вменение и без того покалечило судьбы
миллионов людей. Поэтому, прежде чем «судить» о других, надо самому отвечать
критериям, предъявляемым к «судьям»… Но, мы уже отклонились от темы нашего
общения.
Резюмируя, могу сказать, что никакой деградации в юриспруденции я не
наблюдаю. Каково состояние всего общества – такова и система ценностей. В том
числе, нормативно закреплённых. И защищаемых государством в лице своих
правоохранительных органов. При этом, плохая судебная система невозможна без
плохих адвокатов. Нам надо быть объективными. Состояние отечественной
правоохранительной и судебной системы оцениваю, как только-только
формирующееся, зарождающееся. Хотя соглашусь, что подобное становление
слишком затянулось на многие десятилетия, но, опять повторюсь, всё зависит от
состояния общества. Общество рабов не может создать общество всеобщего
благополучия и благоденствия. Общество детей не является обществом родителей.
Все эти идиомы должны обсуждаться не с позиций отраслевого правоведения, а в
рамках научной теории о государстве и обществе. Если наши ученые до сих пор
не разобрались, является ли наше государство демократическим и правовым, то,
о чём можно говорить?! Как-то раз я предложил адвокатам подумать, как поступили
бы, например, английские или немецкие адвокаты, если бы они оказались в таком
унизительном положении, в каком находятся наши российские адвокаты,
толпящиеся в очереди в следственный изолятор или которым судья не даёт
возможности слова сказать?! Не думаю, что они бы стали терпеть подобное. А
что мы видим у нас?
Когда наше общество повзрослеет и поумнеет, тогда, можно будет
предъявлять претензии к тем, кого мы выбрали «вожаками нашей стаи». На этой шутливой фразе хотелось бы завершить ответ на те вопросы,
которые далеки от моей профессиональной деятельности – прикладного уголовного
судопроизводства. Мне хотелось бы находиться подальше от современной
политики, напоминающей зловещий «театр абсурда» … И мне не хотелось бы высказывать
мнение в отношении происходящего вокруг нас.
ВОПРОС:
Александр Михайлович, всё-таки, можно ли нам надеяться на то, что в
ближайшие годы наша российская судебная система освободится от зависимости от
следственных органов? Каково Ваше мнение?
ОТВЕТ:
Надеяться можно на что угодно. Но, сбудутся ли эти надежды?
Начнём с того, что зависимость следственных органов от государства – это недопустимо в правовом
государстве. Правоприменители должны зависеть только от закона и подчиняться
только закону, а не сами себе, как государственной власти. Которая не может
быть поставлена свыше или над законом. По нашей Конституции – все граждане
равны перед законом, но, все знают шутку про то, что кто-то «ровнее других».
Сегодня мы должны понимать, что равенство у нас строится по принципу «лестницы», где равны между собой лишь те, кто
находятся на одной ступени. Тот, кто на ступени повыше, у того прав больше. К
сожалению, будем мы об этом говорить или не будем, но, это так.
Объективность и справедливость – основа уголовной юстиции. У нас это
действует избирательно. Мы знаем, насколько трудно привлечь к ответственности
государственного чиновника и с какой быстротой возбуждаются уголовные дела в
отношении предпринимателей. За хищение автомашины стоимостью 2 миллиона
рублей дадут реальный срок 3-5 лет. И за хищение чиновником 200 миллионов
рублей дадут 3-5 лет условно. Если, конечно, такое дело дойдёт до суда. А
дойдёт оно до суда, если будет «дано добро» от других государственных
чиновников (следователи рассказывают немало таких
историй, когда им запрещали возбуждать уголовное дело и, напротив, давали
указания на возбуждение уголовного дела уже в день поступления
соответствующего заявления от заинтересованных лиц и даже «задним числом»).
Что касается существующей зависимости судов, рассматривающих уголовные
дела, от органов предварительного расследования, то, наличие такой
зависимости не отрицается в юридическом сообществе, не говоря уж о простых гражданах, воочию столкнувшихся с нашей судебной
системой. К сожалению, обвинительный уклон в наших судах пока не удаётся ни
преодолеть, ни, тем более, искоренить. Впрочем, государство и не очень-то
старается в этом направлении. Поэтому, мне кажется, в ближайшие годы реальных
изменений не последует. Если, конечно, предстоящие выборы Президента позволят
воплотить чаяния избирателей – простых граждан.
И ещё. Я верю в силу общественных объединений. Если юридическое
сообщество сможет объединиться – для этого необходимы энергичные,
инициативные лидеры – то, можно надеяться на позитивные сдвиги. Пусть,
сначала, незначительные. Но, главное – начать и добиваться этих сдвигов,
чтобы шаг за шагом менять сложившуюся судебную систему. В противном случае, нам придётся принимать то, как оно есть.
Пока таких общественных объединений мы не наблюдаем.
Соответственно, никаких фундаментальных изменений завтра или в
ближайшие пять лет ожидать не приходится. Можно напомнить, этот же вопрос
задавали реформаторам 1993 года. Затем были ожидания изменений с принятием
нового УПК РФ в 2002 году. Но, всё вернулось на круги своя. Думаю, без
серьёзных кадровых решений никаких изменений не произойдёт …
Впрочем, пессимизм не должен мешать нашей работе. Тем более, что по
единичным делам мы добиваемся положительных решений. Да, для этого приходится
затратить немало усилий, но, тем больше позитива от их результатов. Надо
сказать, что когда мы слышим возгласы о том, что осудили невиновного, то, не
надо этому верить «на слово». Такие крики, чаще всего, не соответствуют
действительности. И, на самом деле, там осудили виновного, а он, как мы понимаем,
не хочет этого признавать.
И все эти «кричалки» и «вопилки» не более, чем информационный шум.
Нормальная статистика – не менее 10% оправдательных приговоров по
уголовным делам, дошедшим до суда. А у нас она менее 0,2%. Вот от этого и
надо исходить, говоря о направлении, куда нам следует двигаться в уголовном
судопроизводстве…
Продолжим при следующей встрече…
От имени всех
наших читателей мы выразили признательность Александру Михайловичу за его
откровенные суждения по заданным вопросам, и пожелали профессиональных
успехов в нелёгкой работе юриста в наступающем 2018 году…
==========================================================================================
Материалы беседы публикуются в сокращении, модераторы
публикации –
Иван Кондратьев и Никита Левашов;
|
